В последнее время в Москве такое часто бывает: идешь по улице, смотришь себе под ноги, потом поднимешь голову — батюшки! Улица-то не та! Точно помню: когда я в прошлый раз выходил из этого гастронома, напротив плескался популярный в народе бассейн «Москва», а теперь, оказывается, нет бассейна. И много чего еще нет, и много есть того, чего вчера не было, Живи да удивляйся.

Давеча я вышел на Красную площадь и в очередной раз обомлел: площадь нынче тоже не та! Аккурат между Спасской башней и Василием Блаженным возвышается бетонная новостройка вполне фаллической внешности. Нет, стоит она, слава богу, не на самой площади, стоит она довольно-таки далеко, на Красных Холмах, но обозревается именно отсюда. Выросла тихо и быстро, как гриб на болоте. Не было никакой общественной шумихи, да и пресса не обратила на новостройку особого внимания. А ведь не каждый день в центре столицы появляются архитектурные доминанты, вносящие коррективы в священный для каждого гражданина ансамбль Красной площади. Обещанная программа застройки центра несколькими десятками небоскребов скромно, но уверенно воплощается в жизнь.

Первым заметным веянием новой градостроительной моды стала возведенная пару лет назад псевдосталинская башня зодчего Посохина у Павелецкого вокзала. Москвичи приняли ее в целом благосклонно, поскольку есть в ее силуэте что-то привычное и родное, как в мотиве столь любимого согражданами советского гимна. Но только в силуэте — в деталях же новая высотка получилась исключительно грубой: отсутствие какой-либо проработки декора, окна без переплетов, свинцовые ужасы постмодернизма. В сравнении с подлинными высотками — как тот же гимн в исполнении мобильного телефона взамен многоголосого краснознаменного оркестра. Здание возведено турецкой строительной компанией «Энка», она же подарила городу, в частности Красной площади, и следующее высотное сооружение — титаническую башню на Красных Холмах. Проектированием башни занималось ООО «Сообщество театральных архитекторов», руководство творческим коллективом осуществлял Юрий Петрович Гнедовский. Тридцатишестиэтажная громада предназначена для обустройства пятизвездочной гостиницы на 210 номеров. Это долгожданная кульминация строительства огромного культурно-делового комплекса «Красные Холмы», начатого еще в 1992 году. Сооружения ансамбля довольно ярко иллюстрируют нелегкий путь развития нынешней московской архитектуры.

Первыми были возведены две башни, стоящие непосредственно на стрелке острова, у слияния Москвы-реки и Отводного канала. Их внешний облик можно характеризовать как откровенно гадкий — непропорциональный и некрасивый. Больше всего они напоминают нелепые домики, построенные из детского конструктора или же склеенные из картона и увеличенные до невероятных размеров. Проектировщики тогда говорили, что обсуждать эти строения еще рано, поскольку башни должны восприниматься не как самостоятельные сооружения, а как часть будущего ансамбля (но ведь на сколько частей ни раздели Василия Блаженного — любая будет совершенной). Потом возникли еще две розовые башни, объединенные длинным корпусом, тянущимся вдоль канала, и стеклянный цилиндр Дома музыки. И хотя розовые корпуса наводят на унылые сравнения с промышленной архитектурой, а концертный зал в народе именуется «скороваркой», все же об этом по крайней мере можно говорить как о современной архитектуре (если бы только не похабный церетелиевский скрипичный ключ на шпиле!). И вот теперь завершается создание последнего, важнейшего, элемента ансамбля. Отделка здания еще не закончена, но о его роли в городе можно поразмышлять уже сейчас.

Нельзя сказать, что эта мощная доминанта выполняет какую-то очень продуманную градостроительную функцию — замыкает перспективы улиц или создает необходимые акценты в прилегающем секторе. Она просто торчит из земной тверди, возвышаясь над Садовым кольцом на 170 метров. Зато в дальних, панорамных видах Замоскворечья башня участвует весьма активно — фонит, как говорят специалисты. Ее силуэтом можно любоваться и из Кремля, и из Зарядья, и с Большого Каменного моста. Примечательно, что столь габаритный проект не выносился на рассмотрение Экспертно-консультативного общественного совета и не подвергался необходимому ландшафтному анализу. Явление довольно странное и может быть объяснено разве что уважением коллег к зодчему Гнедовскому, а также к занимаемой им должности президента Союза архитекторов России.

Примечательно, что у большинства опрошенных наблюдателей могучая башня действительно вызывает самые неприличные ассоциации. Можно, конечно, сказать, что наблюдатели видят то, что хотят видеть по причине собственной испорченности, но в данном случае сходство и впрямь очевидно. И дело вовсе не в характерных очертаниях, а в явном бесстыдстве демонстрации сооружения подобных размеров в малопригодном для этого месте. Слишком уж откровенно выставляет себя напоказ эта выдающаяся доминанта. Раймон Кено писал об Эйфелевой башне: «Не понимаю, почему Париж изображают женщиной, с такой-то штукой посередине». Но, согласитесь, Эйфелева башня в сравнении с башней Краснохолмской — просто образец женственности и даже целомудрия. Так что отныне говорить о Москве-матушке представляется совершенно неуместным. Ведь никто не будет спорить с тем, что мы являемся свидетелями очередного перерождения великой столицы, что Москва, обустроенная стараниями Лужкова и Ресина, — совсем не тот город, который мы знали прежде. Теперь становится очевидно, что новая реинкарнация бессмертной птицы Феникс имеет явно мужскую половую принадлежность, и нам не стоит этого стесняться. Пусть будет стыдно тому, кому показать нечего. А нашему городу свойственно расти, хорошеть и непрерывно видоизменяться, и если уж что где и выросло, то пускай все смотрят и завидуют. Не стоит подходить к оценке этой героической новостройки с позиций личного вкуса и канонического искусствоведения — надо отнестись к факту ее появления как к неоспоримому велению времени, как к загадочному чуду природы. В этом даже можно усмотреть исполнение древнего предначертания, ведь историки до сих пор спорят о том, как правильно читать имя города в летописи, впервые упоминающей его: Московь или же Москов?

Похоже, спор этот будет долгим; может быть, лишь потомки сумеют разобраться в истинной половой принадлежности нашего удивительного города. В данный момент мы можем лишь подвести итоги одного конкретного градостроительного эксперимента, развернувшегося на семи просторных гектарах Краснохолмской стрелки. Москва освоила идеальную стратегическую территорию, огромный творческий полигон, о котором могут лишь мечтать лучшие архитекторы мира. Стоило только бросить клич, объявить международный конкурс, и город наверняка получил бы что-нибудь действительно выдающееся, а может, даже гениальное — себе на гордость, всем на удивление. А получил всего- навсего еще один повод вот для таких идиотских шуточек.