В недавнем интервью главный архитектор Москвы Александр Кузьмин на вопрос о том, не собираются ли вслед за «Интуристом», «Россией» и «Минском» снести Дворец съездов, ответил, что пока ситуация не созрела. «Но я уверен,- добавил он,- что вопрос этот рано или поздно встанет. Просто надо подождать». Одновременно сносятся кварталы пятиэтажной застройки. Уже не в порядке эксперимента, как было пять лет назад, а в массовом порядке. Фактически сносится эпоха — 60-70-е годы. Это эпоха нашего модернизма, первая эпоха, когда здания начали производить на заводах, когда наконец сбылись мечты авангардистов и эстетика простой геометрии новых материалов соединилась с массовым промышленным производством. Она уходит.
Те здания, которые еще не снесены, просто ждут своей очереди. Совершенно очевидно, что после сноса гостиницы «Россия» и Дворца съездов встанет вопрос о сносе Нового Арбата, демонтаже многочисленных офисных зданий из стекла и бетона в пределах Садового кольца и на основных магистралях города. Самое поразительное вовсе не в том, что все это уже сносится или обречено на снос. В Москве сегодня уничтожается многое, и 60-70-е здесь вовсе не исключение. Исключительным здесь является общественная реакция на этот процесс. Сравните это со сносами гостиницы «Москва» и «Военторга». Там — общественное возмущение колоссальной силы. Здесь — никто не против. Никаких общественных движений, сборов подписей, писем мэру и телеграмм президенту с требованием остановить акты вандализма. Все вроде бы даже вздыхают с облегчением. Жители практически любого московского дома готовы бороться за свое право в нем проживать во всех инстанциях вплоть до Страсбургского суда. Жители пятиэтажных домов ждут не дождутся, когда же их снесут. Ни с какой другой архитектурой так не происходит. Я даже не говорю о дореволюционной архитектуре — здесь любой снос, даже снос конюшни, воспринимается как общественная катастрофа. Но даже со сталинской архитектурой так не происходит. Известие о сносе «Детского мира» вызвало массу протестов, то же самое — с планами московского правительства снести гостиницу «Пекин». Сама мысль о том, что можно что-нибудь снести в Кремле, не только специалистам, но и большинству населения сегодня кажется кощунственной. Но про Дворец съездов все говорят: правильно, поскорей бы.
При этом все эти здания были в свое время прорывом. Они воспринимались как символ обновления, оттепели и свежий ветер с Запада. Дома на памяти одного поколения строятся, воспринимаются как технологический и эстетический прорыв, стоят 30 лет и становятся мусором, подлежащим скорейшей утилизации. Архитектура никогда так себя не вела.
Голоса против уничтожения этого пласта истории чрезвычайно редки. Я натыкался только на иностранные — одну статью в газете Die Welt, где автор вспоминает, как чудесно она жила в гостинице «Россия» в возрасте 14 лет, и еще Массимильяно Фуксас, один из известнейших европейских архитекторов, в недавнем интервью Ъ довольно резко упрекал нас за наплевательское отношение к наследию 60-70-х. Я даже готов был бы примкнуть к этим голосам протеста. Я сам вырос в пятиэтажке, и если есть в городе Москве среда, в которой мне по-настоящему хорошо, то это исчезающие дворы Химки-Ховрино. Когда мой район, планировка которого в 1963 году, мне трудно понять, по каким основаниям, но получила приз на международной выставке в Париже, начали сносить, я даже попробовал провести по нему экскурсию с обычной своей темой «исчезает старая Москва». Вот здесь, говорю, был универмаг «Стекляшка», а здесь — «Овощной», а теперь их нет, а ведь это были камертоны всей градостроительной композиции, и в их остекленных витринах была заложена та идея полета, которая роднила эстетику среды моего детства с первыми полетами в космос.
Все восприняли эту мою экскурсию как стеб, но это бы ничего — была быуверенность, а потом можно и всех убедить. Но вот какая проблема. Ведь это уничтожение целого пласта отечественной архитектуры прямо в нее заложено. Оно естественно потому, что в технические характеристики этих домов или прямо закладывалось, что их разберут через 25 лет, или косвенно подразумевалось. Архитектура стала машиной для жилья в прямом смысле этого слова: срок ее жизни равен сроку жизни автомобиля. Старые «Волги» времени строительства «Интуриста» еще бегают по дорогам.
Понимаете, одно дело, когда архитекторы проектируют что-то, что через 30 лет вроде как развалится — это еще бабушка надвое сказала, развалится или нет. И совсем другое дело, когда оно действительно разваливается, когда его сносят за моральное устарение — на твоих глазах. Архитектура ведь крайне неблагодарное искусство, тут надо уговорить тысячи людей, провести сотни согласований, с трудом писателя или художника это не сравнить. Взамен она вроде бы представляет гарантию, что твое здание, твой след останется и после твоей смерти. Ан нет — вот тут же, при тебе его уничтожают. Мне кажется, что это должно быть ужасно обидно. Мне кажется, что архитекторы должны ужаснуться этому, отказаться от архитектуры модернизма как от страшной ошибки, обрекающей их на небытие. Да, конечно, там масса эстетических открытий, там масса умных мыслей, но ведь так бывает, что большие общественные движения с гигантскими человеческими, интеллектуальными, финансовыми инвестициями оказываются ошибкой. Как, скажем, коммунизм.
Но этого не происходит. Архитекторы от модернизма вовсе отказываться не собираются. Два года назад в Венеции я брал интервью у одного из лучших российских архитекторов, Михаила Хазанова, который представлял там свой проект реконструкции Большого театра в Москве. «Я убежден,- сказал мне тогда Михаил Хазанов, — что все, что мы строим,- это мусор. Мусор, который через 30 лет устареет морально, а через 50 — физически. Это не стены классицизма, не то, что должно стоять вечно, это упаковка сегодняшней жизни, которую выбросят, когда эта жизнь кончится. Именно это дает нам право на ошибки и на эксперимент».
Ровно в тот момент, когда здания, оставшиеся от 60-70-х, начинают сноситься в массовом порядке, в архитектурной эстетике вновь пришла мода на 70-е. Посмотрите на здания лорда Фостера, Доминика Перро, Рэма Колхаса, которые сегодня начинают строить здесь у нас в Москве. Ведь все это для неспециалиста не отличимо от наших 70-х. Я уверен, что если бы сегодня был объявлен конкурс на здание на месте снесенного «Интуриста» — серьезный международный конкурс с авторитетным жюри, без поправок на вкус Юрия Лужкова, то победил бы точно такой же проект. Смелая плоскость остекленного фасада. Лаконичная аскетичная форма. Изящное решение входной зоны, подчеркнутое линией козырька над входом. Легкость устоев. Символ современности в историческом городе. Я даже думаю, что здание Юрия Шевердяева еще бы сильно получше было, чем то, что вышло бы сегодня у Фостера или у Колхаса. Все-таки этот архитектор школы Ивана Жолтовского обладал великолепным чувством гармонии и пропорций, и это ощущалось даже в его стеклянной коробке.
Возвращение на 30 лет назад — характерный признак динамики моды на одежду. Архитекторы следуют за модельерами — моду на 70-е там уже пережили. Естественно, основанием для этого возвращения служит то, что одежды 70-х уже практически не осталось, она вся сношена и давно выброшена. Можно начинать заново. У архитекторов ситуация чуть сложнее — им было бы лучше, чтобы здания 70-х уже тоже сплошь исчезли, как джинсы клеш моего детства. Тогда бы производство ими мусора было бы полностью оправдано. И все же я полагаю, что-то здесь должно поменяться. Хорошо, архитекторы как-то сжились с тем, что они заняты производством мусора. Но как быть с покупателями этого мусора? Все же те дома, которые строились в советское время, ничего не стоили конечному потребителю, за них платило государство. Но сознают ли сегодняшние покупатели недвижимости, что они, собственно говоря, покупают? Модернистская архитектура существует, как ни парадоксально, в ситуации домодернистского представления о недвижимости. Едва ли не феодального по своей сути — приобретая землю, ты обеспечиваешь не себя, а свой род. Именно поэтому цены на недвижимость так фантастически — на много порядков — отличаются от того, что выпускают на заводах и про что не скрывают, что оно станет мусором. Здесь вроде бы тоже никто ничего не скрывает. Всем известно, что гарантии на все, из чего собран ваш дом — окна, двери, утеплители, фасады, конструкции, наконец,- все это измеряется не веками, а десятилетиями, и немногими. И вовсе не случайно, что земля под здания в Москве не продается, а сдается в аренду на 49 лет — на большее и не рассчитывают. Это, так сказать, «одноразовая недвижимость» — на одну жизнь. И тем не менее психологически покупают не место в гостинице на 30 лет, а дом, который передадут детям и внукам.
Эстетика — это прекрасно, и давайте сделаем все, чтобы ее сохранить. Но ведь есть и другая сторона вопроса. Снос зданий 60-70-х — просто повод для того, чтобы осознать удивительный факт. Покупая площадь в доме домодернистской эпохи, вы покупаете недвижимость «навсегда». Та же самая площадь в модном доме со сплошным остеклением, прекрасной системой кондиционирования, лифтами, сдвижными стенами, проекциями кино на потолок и я не знаю с чем еще, доме, создающем ощущение современности и полета, заранее придумана так, чтобы успеть дважды стать мусором в течение вашей жизни. Это как с одеждой — если ее производить навечно, никто не будет покупать новую. Так же теперь и с архитектурой.
