Цветы в этот понедельник несли не только погибшим пожарным. Представители архитектурной и краеведческой общественности, а также прочие неравнодушные жители приносили цветы Манежу. Стояли вокруг и смотрели, как рабочие швыряют сверху огарки знаменитых деревянных конструкций. Особенно много таких людей было в Александровском саду. Причем сразу видно, что не просто зеваки: стоят призадумавшись, помалкивают.

Когда я шел туда, встретил идущего навстречу знакомого зодчего. Он сказал: «Лучше не ходи, тягостное зрелище». Когда же я прибыл на пепелище, то удивился собственной реакции – не почувствовал ничего, кроме здорового любопытства. Стою и думаю: ну, круто! С одной стороны рушится «Москва», с другой дымится Манеж, посередине лоснится безобразный Церетели. Что-то дальше будет?

Я вырос в городе, который почти не менялся, и уверен, что это состояние абсолютно нормальное. А то, что творится сейчас, еще 10 лет назад не могло даже в страшном сне привидеться. Когда все это начиналось, я, разумеется, огорчался. Приходил смотреть, как оранжевый бульдозер истребляет мои любимые ландшафты – Кадашевскую, Теплые ряды, Софийскую... Стоял в сторонке, лил горькие слезы и злоупотреблял напитками. И удивлялся спокойствию своих старших коллег по краеведению. А потом сообразил: ведь у них на глазах еще Китайгородскую стену раскатывали, разве их чем прошибешь? Вот теперь и я выхожу на эту непривычную для меня ступень познания.

Особенно хорош новоявленный вид на Манеж со ступенек Ленинки, когда в кадр вместе с ним попадает и «Москва». Сорок первый год, бомбежка, не хватает только парящих в небе черных аэростатов. Посмотрите, дорогие избиратели, что вы сделали с вашим городом. Да и почему, собственно, с вашим? Старая Москва – культурное достояние человечества. Впрочем, ЮНЕСКО от нее отмахнулось уже давно, когда поняло, что бессильно перед неискоренимой страстью россиян к борьбе с так называемым ветхозаветным хламом.

Нет, я не намекаю на бездоказательную версию о преднамеренном поджоге, хотя непонятно, почему в здании вдруг не оказалось охранников, что случилось с пожарной сигнализацией. Но даже если это и вправду случайность, то до чего же она закономерная! Почему один из самых драгоценных памятников деревянной архитектуры содержался в таком виде, что умудрился в три минуты целиком заняться от случайной искры? А так случилось. Но зато теперь – какая гора с плеч у строительного комплекса! Главный архитектор даже до утра не дотерпел, среди ночи, при еще буквально не остывшем покойнике выступил с заявлением. Дескать, мы и раньше хотели им вплотную заняться, да ведь памятник, все эти бревна, уникальные перекрытия, будь они неладны, – не разгуляешься. Зато теперь модернизируем в лучшем виде, будет у города еще одна подземная парковка. Церетели, который давно мечтал украсить фронтоны Манежа своими поделками, позвонил утром и сказал, что если его хорошо попросят, то он, так и быть, поучаствует в восстановлении, возьмет на себя какой-нибудь скромный подрядик. Ведь через год вы уже и не вспомните, что прежний Манеж был другим, – многие ли сейчас скорбят о старом Гостином Дворе? А завтра случайно завалится Успенский собор, и они так же бодро примутся за воссоздание. Лужков пообещает сделать лучше прежнего, Посохин будет строить, Глазунов расписывать, а Церетели подкинет какой-нибудь чудо-лепнинки. Электорат еще и спасибо скажет.

Недавно добрые люди снесли крыльцо Сергиевской церкви в Петровском монастыре. Построили новое, чудовищное, видимо, силами какой-нибудь инвалидной команды. Говорят, что когда настоятеля спросили, зачем он это сделал, он совершенно искренне ответил: «Как зачем? Да ведь оно старое было!» А ведь в Москву иногда приезжают (большей частью из-за границы) приличные, разносторонне образованные и культурные люди. Ходишь с ними по улицам, и когда они все это видят, просто рты разевают от удивления. Господи, срам-то какой...