Вчера, 11 декабря состоялось очередное заседание рабочей группы «Сносной комиссии», на которой вновь решался вопрос о сносе или сохранении трёх доходных домов купца Привалова, построенных архитектором Нирнзее по адресу Садовническая улица, владение 9. Не найдя компромисса и в этот раз, участники рабочей группы прибегли к тайному голосованию, результаты которого станут ясны на самой Комиссии 17 декабря. Скорее всего, дома будут приговорены к сносу, иначе зачем Мосгорнаследию прятаться за некое голосование от разгневанной общественности? Но так или иначе, у нас есть неделя на рефлексию. Отдыхая от выматывающих размышлений, как спасти дома, и отогреваясь от продолжительных пикетирований на бодром морозце, я пишу о разнице культур, делающих из нас с инициатором сноса непримиримых оппонентов.

Скрипка и немного нервно

Я попытаюсь удержаться от эмоций, но сразу скажу, мне это не удастся. Мне 31 год, 32 из которых прошли там, на Садовнической, в соседнем со сносимым доме. Приплюсуйте сюда еще 26 лет, которые до моего рождения провела там моя мать, и 10, которые до её рождения провела там же моя бабушка, и совсем недолго прожила там моя прабабка – жена главного инженера ГЭС-1 им. Смидовича, который и получил эту квартиру после войны. В общей сложности наш род связан с Садовнической с 1946 года. Говорят, существует память поколений, возможно, во мне она дошла до какой-то определенной метки, и сейчас не только мои воспоминания переливаются через край, но и опыт моих предков говорит во мне. Недавно один журналист, в 90-х расследовавший тайны паранормальных явлений и людей, их способных воспринимать, рассказал мне о том, что как-то раз, увлекшись работой по этой теме, увидел привычный городской пейзаж по-другому. На месте ДК было совсем другое здание, горы стали выше, планировка улиц  изменилась. Сейчас, ожидая решения комиссии, я смотрю на знакомые дома во владении 9 и вижу их по-другому. Вернее, вижу-то так, как все, а во сне вижу по-другому.  Пространство раздвигается, я прохожу в несуществующие ныне закоулки двора и в подъезды, где ни разу не была; общаюсь с давно умершими соседями, выглядываю на улицу из окон, из которых никогда не смотрела. Дома меняют декор, окна становятся стрельчатыми, корпуса изгибаются иным образом. Может, я блуждаю по дворам детства мамы и бабушки или по замыслам архитектора Нирнзее, искавшего единственный верный план из сотни придуманных? Однажды я вышла во двор приговоренного дома, подняла руки как дирижер за пультом – и окна мне ответили симфоническим оркестром. Порой мне кажется, что всё это пространство, и все эти люди из моих снов – они существуют, только мы не всегда их видим. Как тот другой ДК и другие горы над Кайерканом, увиденные раз тем журналистом.

Попробуйте зайти в любой старый выселенный дом, настройтесь на волну – и вы сами всё увидите. Будет вам и Дениска Кораблёв смотреть в темноте на светлячка в уютном дворе вашего советского детства где-то в районе Полежаевской; проплывет Нина Петровская, мучимая неудачным выстрелом в зале Политеха, кстати, она могла бывать и здесь, на Садовнической, 9. Человеку, который может дирижировать оркестром светящихся окон, никогда не понять, как можно снести три старинных дома с целым рядом ассоциаций как личных, так и аппелирующих к общественной памяти, чтоб получить на их месте пустоту, измеряемую в лысых квадратных метрах. Вероятно тому, кто так не может – метры остаются единственной наградой. Мне жаль моего оппонента: убив и разрушив, он не получит ничего. Метры ему не сыграют концерта, и свежепостроенные этажи научатся коммуницировать с человеком минимум лет через сто. Но простоят ли новые здания столетие? Вероятно, нет. Общество потребления и износа не позволит планировать на столь длительный срок. Пустота в скором времени вновь породит пустоту. Потому  логика желающего снести мне напоминает логику маньяка: я убью эту женщину, чтоб получить её любовь. Фильмы ужасов вам в помощь, чтоб развить тему этой любви.

Культура потребления и износа

В книге воспоминаний о своём замоскворецком детстве на Большой Полянке поэтесса Лариса Миллер пишет, как еще каких-то 70 лет назад (примерно в тот год, когда совсем неподалеку моя прабабка впервые переступила порог нашей Садовнической квартиры) одежда и обувь создавались вручную, долго носились, впоследствии перешивались и практически не выбрасывались до полного износа. На Полянке жили сапожники, изготавливавшие и чинившие туфельки и боты. Одна пара могла прослужить несколько лет, учитывая, что она вполне могла быть единственной в гардеробе. А ремонтировал её из года в год один и тот же сапожник, известный на весь район умением или, наоборот, нерадивостью. Репутация мастера, надо сказать, значила больше и ценилась много выше навыков нынешней кассирши в магазине готового платья, которая завтра бесследно растворится в водовороте слияния и исчезновения бутиков и торговых центров.

 Следуя самой простой логике, город создан для людей. Человеку должно быть в городе комфортно. Люди, я не спорю, меняются. И главное изменение состоит в том, что культура потребления избавила нас не только от туфель, верой и правдой служивших  десяток лет, но и от любви к конкретным предметам, заменив её любовью к предметам абстрактным. Мы любим «кроссовки», и нам неважно, есть ли на них пимпочки и полосы или нет: завтра мы купим себе новые. Остается только радоваться, что туфли вашей бабушки, пережившие её свадьбу, рождение двух детей и пятидесятилетний юбилей, либо не дожили до того часа, когда вы в один вечер убили их на танцполе, либо сейчас находятся в руках бережных коллекционеров. На показах моей коллекции старинных платьев дамы делают «ааах!» и тут же выдают фразу, общий смысл которой сводится к тому, что «раньше одежда была красивее, потому что была искусством, а теперь везде ширпотреб». Обычно хочется возразить, что виной всему не засилье синтетики и причуды модельеров, а стремление этих самых дам к новизне. Причем к новизне мы стремимся не по траектории «от хорошего к лучшему», а по траектории «от вчерашнего к завтрашнему». Эта логика на корню убивает все намерения модельера и конструктора усовершенствовать вчерашнюю модель, чтоб завтра она стала удобней и красивее. Проще и выгоднее спроектировать и сшить новое, допуская при этом полную утилизацию нераспроданной части вчерашней коллекции.

Листая статьи в альманахе «Теория моды» я часто сталкиваюсь с призывами культурологов и модельеров вернуться в мир до эпохи потребления. Помимо доводов в пользу экологии и вдумчивого отношения к труду рабочих азиатских швейных фабрик, за мизерные деньги производящих тонны готовой продукции, они приводят длинный ряд обоснований, почему человеку некомфортно в вечно меняющемся пространстве. Депрессии, одиночество, отсутствие связи поколений, эскапизм и быстрая смена партнеров как побег от себя – это результат вполне сложившегося стереотипа поведения. Мы не привязаны к людям, предметам и домам. Мы перестали любить и помнить свои вещи – и сами виноваты в том, что в потоке быстро меняющихся предметов потеряли связь с самим собой. Каждый год мы покупаем и выбрасываем килограммы одежды, которую современные предприятия создают как раз для того, чтоб выбросить через пару сезонов. Эти вещи-однодневки не успевают обрасти воспоминаниями и ассоциациями и тем самым создать некую эмоциональную защиту для нас. Грубо говоря, у нас нет «счастливого платья», в котором экзамен непременно сдастся на «пять», потому что каждую сессию мы успеваем полностью сменить свой гардероб.

Кто здесь гений?

Более всего культура потребления вредит капитальным постройкам. Платье от Поля Пуаре не займет много места и не вызовет нареканий в витрине музея или в шкафу коллекционера – даже если будет признано полностью испорченным. Оно ценно как исторический факт – чего ж вам боле? Дом, построенный архитектором Нирнзее, в каком бы состоянии он ни находился, бесспорно, имеет ту же ценность, но, к сожалению, занимает ценные квадратные метры.  Беда в том, что культура потребления и износа не ведает понятия «историческая ценность», но вместо него знает слово «покупаемость». Ширпортреб – покупаем, неприхотлив, выгоден. Вы видели проект офисного центра, который планируется возвести на месте домов Нирнзее? А запомнили ли вы его? Верно. Узнаваемость не является чертой современного строительства, ведущегося в рамках культуры потребления. Завтра этот офисный центр снесут, и на его месте построят другой – но горожане уже не заметят разницы, как сегодня не замечают переодеваний манекенов в витринах магазинов готового платья. «Всё пройдет», - кольцо царя Соломона подмигивает нам надписью, внезапно обретшей новый смысл. Кто автор и владелец нового офисного центра? Инкогнито! Культура потребления не терпит авторства – именно потому так спешно возводится в наши дни каркас юридического авторского права. Потому что иначе не отличить произведений одного автора от другого.

Три доходных дома купца Привалова, построенных по проекту архитектора Нирнзее на Садовнической улице, 9, вероятно, падут жертвой в борьбе культуры созидания с обществом потребления. Мне больно это признавать, и единственной защитой мне станет молитва. Городские власти, историки и эксперты не устояли перед натиском стихии потребления. Впрочем, перед этим сложно устоять. Никакие копии и муляжи не заменят мне привычной атмосферы городского пространства, сложенной десятилетиями из ассоциаций, воспоминаний и привычек – моих, маминых и бабушкиных. В лексиконе наших соседей навсегда останется словосочетание «дом девять», обозначающее все три корпуса Нирнзее вместе с двором и жильцами. Каким бы ни был новый дом девять, мы не сможем подменить одно понятие другим.

Я снова вернусь к тому моменту, где цитировала авторов альманаха «Теория моды», проецирующих психологические проблемы горожан на распространение стереотипа неукорененности людей в вещах, домах и отношениях. Атмосфера в нашем доме – соседним со сносимым – всегда отличалась теплом. Соседи вместе подкармливали бродячих котов, вместе боролись с незаконным размещением МРТ во флигеле нашего дома. Яблоки и сливы привозились с дач сразу на всех. В дефицитные 90-е школьные тетради покупались сразу на всех детей дома. Эта атмосфера сейчас начнет исчезать: люди почувствуют себя «голыми», как будто лишенными привычных схем поведения, защиты в собственном доме, привычных связей. Через год статистика покажет, что уровень подверженности депрессии или суицидальным наклонностям в городе вырос на столько-то процентов. Когда вы об этом узнаете, передайте привет застройщику с Садовнической, 9. Его лепта в этом процессе тоже будет.